Перстень с печаткой - Страница 16

Кальман наморщил лоб и изобразил на лице озабоченность.

— Выходит, мы осечку дали? Этот перстень не вызывает сомнения — он принадлежал Смутсу. Так ты на самом деле сотрудник контрразведки? Встань… Впрочем, сиди. Но это же идиотизм! Чего ради они скрывали, что Ц—76 и ты — одно лицо?

— Они оберегали меня. Мы давно уже подозреваем Шалго. Там у меня есть и о нем сообщение. Я же… — Хельмеци наполнил рюмку палинкой и жадно выпил. — Ты что думаешь, Базиля святой дух провалил? Это я, понимаешь, я…

Кальман покачал головой и еще раз пробежал глазами список. Вдруг его бросило в жар.

— А кто такой главный врач доктор Игнац Шавош?

— По-моему, английский агент. О нем я еще не сообщил.

— Когда ты начал работать на нас?

Хельмеци быстро заговорил. Жестикулируя, он рассказал, при каких обстоятельствах был завербован, перечислил и важнейшие задания, которые он «блестяще выполнил», например раскрыл Мирко Станковича.

— Что-то долго не идет господин полковник, — с нетерпением промолвил Кальман и взглянул на часы. — Я сам не берусь решить этот вопрос. А сейчас ты каким делом занят? — спросил он равнодушным тоном.

— Вот этой афинской акцией, после чего я должен буду заняться дочерью профессора Калди. Впрочем, это какой-то блеф…

— Почему?

— Это блажь Шалго. У него идефикс, что профессор — коммунист. Полтора года он его держит под наблюдением. — Чепуха. Калди — друг детства господина министра обороны.

— Однако Шалго два дня назад все же получил разрешение на прослушивание телефонных разговоров Калди.

Скрипнула дверь. Вернулся Домбаи. Он тихо сказал что-то Кальману; тот кивнул. Домбаи подошел к радиоприемнику и с рассеянным видом включил его.

— Сколько же всего участников движения Сопротивления ты раскрыл? — спросил Кальман.

— Надо бы посчитать. Много.

— Среди них были и коммунисты? — Кальман взглянул на Домбаи.

— Да, немало.

Домбаи включил радио почти на полную силу.

— Уже одиннадцатый час, господин лейтенант, — сказал Хельмеци.

— Знаю, — ответил Домбаи.

— Какой у тебя револьвер? — спросил Кальман.

— «Вальтер». Хорошая игрушка, — похвастался Хельмеци. — Осторожней, он заряжен.

— Ты им застрелил уже кого-нибудь?

— Двух евреев, в Варшаве…

— И Яна Питковского? — Хельмеци кивнул. — И Мирко?

— И его… Налить?

Радио так вопило, что им приходилось буквально кричать, чтобы слышать друг друга.

— Налей. Господину лейтенанту тоже. Возьми, Шандор. Ну, так за что мы выпьем?

— За победу, — предложил Домбаи.

— А ты, Хельмеци, за что выпьешь?

— Я? — спросил предатель и поднял свою рюмку. — Я тоже выпью за победу.

— Пей, но знай, что это твоя последняя рюмка, — сказал Кальман и поднял револьвер.

Глаза у Хельмеци широко раскрылись, лицо побелело.

А Кальман нажал на спусковой крючок. Раздались выстрелы — один… другой… третий… четвертый… пятый…

Домбаи удержал его за руку.

— Ну, хватит, — проговорил он решительно и выключил радио. — Пошли.

Утренняя прохлада освежила Кальмана. Он вошел в комнату к Илонке, распахнул окно и посмотрел на девушку, озаренную лучами утреннего солнца. Она крепко спала… Кальман принялся будить ее, но Илонка даже не шевельнулась. Он взял воды и протер ей лицо. В конце концов ресницы у нее дрогнули, она открыла глаза.

— Давно я так сладко не спала.

— Ну, мне-то от этого удовольствия мало было, — проговорил Кальман с упреком в голосе. — Я тебя целую и вдруг замечаю, что ты заснула… Но это еще не все. Тут беда побольше приключилась.

— Ты не сердишься на меня? — спросила капризно девушка. — Я не знаю, что со мной было. Поцелуй меня.

— Илонка, плохи у нас дела, — сказал, уклоняясь от поцелуя, Кальман. — Здесь была барышня, Марианна.

— Когда?

— Десять минут назад.

— Не ври!

— Ей-богу. Я спал рядом с тобой. Можешь представить, как я себя чувствовал. — Девушка села на кровати.

— Господи помилуй! Что же теперь будет?

Кальман уставился в пространство.

— Видишь ли, мне-то сейчас уже наплевать. Скажи ей, что я вломился к тебе, а ты не осмелилась кричать. Словом, придумай что-нибудь, наговаривай на меня все что угодно.

— А если она тебя выгонит, что ты будешь делать?

— Откуда я знаю! Сяду на паперти перед базиликой. Одним инвалидом войны там станет больше… А сейчас иди к ней — она хочет говорить с тобой.

8

Убийство Хельмеци было обнаружено на рассвете. В пять часов утра за ним приехала машина, чтобы отвезти его на военный аэродром, но на звонки никто не открывал дверь. Сколько ни стучали шофер вместе с Топойей, в квартире не слышно было никакого движения. Шофер с мрачным лицом позвонил по телефону старшему инспектору Шалго, давшему ему задание заехать за главным редактором. Тягучим голосом он равнодушно доложил, что не может выполнить приказ, так как господин Хельмеци не открывает дверь.

Шалго сказал шоферу, чтобы тот оставался на месте, затем позвонил Шликкену и передал ему услышанное от шофера, не скрыв при этом и своих подозрений: с Хельмеци что-то стряслось.

Меньше чем через час оба они были уже на вилле.

— Взломайте дверь, — распорядился Шалго.

Хмурый шофер тут же принес из машины ломик и молоток и взялся за дело. После третьей попытки удалось открыть дверь.

Их взору представилась потрясающая картина: Хельмеци лежал на спине с устремленными в одну точку глазами. Рука его судорожно сжимала пустую рюмку. Шалго почесал свой мясистый нос, поправил на шее шарф, выслал из комнаты Топойю и шофера, после чего выразительно посмотрел на Шликкена, лицо которого показалось ему сейчас каким-то осунувшимся.